О, поцелованный солнцем Орлей! Как прекрасны твои земли – от Расколотого моря до Гислейновых полей! Не существует града краше, чем облитый светом золота и очарования, ежели столица твоя Вал Руайо.

Зима на юго-востоке Тедаса всегда была переменчива, то было правдой, и не оставляла она никого равнодушной к своим климатическим капризам – ни суровых воинов, ни мягкотелых аристократов, а потому, стоило жетской погоде вступить в свои законные права, то весь Императорский двор плавно переезжал в Зимний Дворец, что в Долах – в облюбованном и роскошном Халамширале.

Белые стены его – величия Зимнего дворца, и шпили его, взмывали ввысь; сверкали в лучах взошедшего солнца бирюза и позолота.
Гвендолин сощурилась с непривычки – такой яркой, почти сказочной казалась ей резиденция Императрицы в хладные времена года. Недовольно хотела потереть заслезившиеся от холода и света глаза, но пальцы наткнулись на изукрашенную орлесианскую маску в цветах дома де Мерсье – бордовом и синем, со скромной серебряной нитью.
Прятаться в тенях, таиться и красться стало таким привычным делом для светловолосой бледной Гвен, что идти следом – шаг в шаг – за придворными дамами, фрейлинами самой Императрицы Селины, казалось юной барышне дюже волнительным. Сердце ее, доселе привыкшее к рискам и адреналиновым скачкам, билось трепещущей птичкой, что подбила свое крыло и теперь ждет своей участи пред глазами коварной змеи, способной прекратить жизнь пташки.

Величественной была Селина, первая своего имени! Силуэт из чистейшего мрамора и золота о длинных волосах госпожи всей цветущей Империи.
Гвен, робея, присела в глубоком реверансе, завидев владычицу Орлея так близко. В ней был шик, лоск, богатство; и даже в своей ночной шелковой сорочке она выглядела не менее великолепно, ежели была бы ряжена в свой лучший выходной наряд, достойный правительницы государства столь могущественного, коей была родиной для де Мерсье.

– Да, Ваше Великолепие. – Кротко ответила Гвен, стушевавшись под взглядом Императрицы. Обилие света, красок, прикованных взглядов к Цикуте вызывали в девушке двойственные чувства, но все, непременно, скатывалось к тому, что, будто бы, де Мерсье вели на суд, на эшафот.
Усилием воли она заставила свои руки держаться ровно, сжав ладони в кулаки и спрятав их за спину, сцепив замком ладонь на собственном запястье.

– Не столь многое, госпожа. – Более уверенно ответила Гвендолин, поднимая взгляд темно-зеленых глаз на возвышенную фигуру в кресле. – Полагаю, мой дядя, - Она сделала короткую, ничего не значащую паузу, - как и любой заботящийся о сироте добропорядочный и духовный человек, смел подумать, будто бы во мне есть что-то, что могло бы послужить Орлею… Ваше Великолепие.

Сложив руки перед собой, сцепив пальцы между собой, она приподняла поникшую голову.
– О моем образовании позаботились, госпожа. Так же мне были преподаны уроки хореографии, музыки, пения, поэзии… Однако мой ум более предрасположен к иным искусствам.