[indent]Каждую весну где-то под ребрами начинает невыносимо и тягуче то ли ныть, то ли трепетать и цвести. Это птичье - первый облик для перевертыша чаще всего что-то значит, первый облик - это то, с кем ты хотел быть еще тогда, когда учился и был юнее. Птицы весной возвращаются на север - и Элай скребет-сжимает шею, чтобы не петь с теми, кому, как и ему, настала пора возвращаться домой. Он только сипло хрипит и царапает кожу. Элай хочет раздаваться в плечах, у него ломит кости. Он чувствует свою тоску, свою боль, свою печаль - слышит ее капля за каплей, они рвано стекают капельками пота куда-то между лопаток и впитываются тканью ночной рубашки. Дышать ночным воздухом до такой степени невыносимо, что окна и двери закрыты накрепко. До такой степени, что где и когда угодно. Лишь бы без неба. Лишь бы без ветра. Лишь бы без внутреннего ориентира, зовущего глубоко на юг - туда, где чернеют камни и больше не кричит в безлунную ночь ганлин. Иначе он закричит в тон.
[indent]Духи говорят, что он должен быть среди мертвецов, духи говорят, что то, что он делает, отвратительно - они холодят пальцы и скулы, забираются под ребра, закапываются под самые кости. Весной птицы несут послания от Хозяйки на перьях. На Севере их видит только Элай. Только на эти письма он не отвечает.
[indent]Где-то между "убей для меня" и "расскажи мне все" Элай получает разрешение сделать то, что любят делать все кошки. Сходить туда, куда захочет - и сделать то, что захочет. В этом заключалась величайшая ирония жизни при Архонте - ходить куда-то по собственному желанию можно было с его разрешения и ведома, а делать можно было все, что захочешь, если это не прогневает все того же Архонта. Элай не жалуется. Ему не разрешали. Да и если бы разрешили - не жаловался бы. Ведь это прогневает. Элай по-кошачьи осторожен и внимателен, быстро запоминает правила там, где без них нельзя - и преспокойно живет. Его все устраивает. Как мертвеца устраивает его урна для праха.
[indent]Любовь к экзотике - это что-то на грани "хочу прикоснуться к чему-то необычному, ведь по закону не могу иметь и обычных вещей". Привычка проводить периодически время в борделе - это попытки заглушить тоску и отвлечься тогда, когда ему не говорят "сделай для меня". За двадцать с лишним лет Элай привык исполнять чужие прихоти, привык подставлять голову, чтобы погладили, чтобы приласкали за хорошую работу. Без команд он - что живой труп без руки некроманта. Груда костей и мяса. Все потому что он рожден умереть. Вместо этого он продает жизни остальных. И продает за сущие гроши. Наверное. Учитывая, что он мог позволить себе быть хорошо одетым - не потому что хотелось, а потому что нельзя заставить сомневаться в Архонте, - и быть при вооружении. Любовь к экзотике - это что-то на грани "хоть что-то особенное и запоминающееся". Любовь к экзотике весной - это "пожалуйста, дай мне не отвлечься".
[indent]Из всех искусств Элай признает только музыку. У него, наверное, просто нет того чувства прекрасного, которое помогало бы полюбить фрески, картины и статуи. Статуи авваров призваны сохранить дух, сохранить эмоцию - не передать движение, форму или гимн чему-то вроде человеческого тела, их назначение сакральное, оно глубже, оно дальше, оно не для эстетики, оно для практики. Фрески бесполезны. Картины? Холст и масло? Это все чужое, такое неправильное, воплощающее все то, что не нравится, что слабо. Элай любит музыку. Потому что она была и в детстве. Это наиболее простой аспект чужой культуры. Она помогает почти не слышать и почти не чувствовать, когда совсем припирает.
[indent]В борделе обычно не музыку слушают, но Элай в этот раз и правда отвлекается. Его это умиротворяет. Ему нет нужды смотреть на окружающих людей и спрашивать у них о том, откуда они, как сюда попали, откуда шрамы - он все это видит. Элай отличит жителя Ферелдена от жителя Неварры. "Все низинники на одно лицо" где-то рядом выдыхает холодом на ухо Гурд - и приходится удерживать себя, чтобы не отмахнуться от него. Фелис отличит шрам от падения в детстве от шрама от жестокого хозяина. Элай не знает человеческих душ - он не лезет в них, только изредка давит, сжимает когтистыми лапками, мнет, чтобы добиться нужного эффекта. Щурит лукаво кобальтовые глаза. В Элае так мало человечного, что вот скоро совсем не останется. Самое ироничное, конечно, не это. Самое ироничное - что никто не заметит разницы. Он спокойно попивает вино, смакует - и слушает. Для человека в борделе он слишком одет и слишком в черное. Для человека в борделе он слишком не испытывает иллюзий и не занимается эскапизмом во влажных фантазиях. Для человека с вином он слишком хорошо знает о депрессирующих свойствах алкоголя. Для человека без семьи он слишком хорошо слышит их голоса. Они скребутся о черепушку. Это надо просто переждать. Закончится весна - и он перестанет тосковать. Всякий раз на верхних октавах чужой игры вой Морозных Гор где-то на задворках сознания затихает - мастер играет на струнах жил. Прислушивается, возможно, из живых только Элай - и все то, что принес внутри, рефлекторно повторяет его действие. В его голове звери. Они бы тебя съели, если бы я разрешил.
[indent]Профессиональная деформация - это когда ты следишь за человеком затылком и говоришь с ним ровно тогда, когда он вообще-то хочет расслабиться.
[indent]- Маэстро из Орлея редко выступают в подобных тевинтерских заведениях. Это акт милосердия - или поиск вдохновения? - Элай слабо посмеивается и смотрит расслабленно, немного насмешливо, неизменно по-кошачьи полуприкрывая глаза. Если бы не был котом, точно стал бы змеей - так кажется Элаю. Уполз бы куда-нибудь в Ривейн - танцевать под дудочки заклинательниц змей. Лишь бы слушать больше музыки.
[indent]Даже если такую слушать довелось впервые.

[indent] Ох, Хозяйка милостивая, этот человек интересный. Cat get your tongue? Очаровательно, он точно что-то знает. Элай посмеивается тихо, так тихо в ночи начинает петь соловей, скромно, осторожно, словно пробуя ночь на вкус, как вновь Фелис прикасается губами к стеклу, пьет вино и наблюдает. Слушает. Это очередная странная кошачья привычка - наблюдать за передвижениями двуногих внимательно. Они ведь и не догадываются, лелея себя мыслями, что большую часть дня кошки спят, валяются или едят. Кот может наблюдать за своей жертвой неподвижно часами, чтобы улучить момент для нападения. В этом они ничем не уступают змеям. Но зато умнее и теплее. Возможно, поэтому люди любят кошек больше змей.
[indent] Интересный человек поет интересные песни, Элаю нравится мотив. Он легкий и немного туманный, но цепляющий. Его забавляет чужая манера изъясняться - она необычная и какая-то увлекающая. Он дает себя рассмотреть, но сам слишком отвлекается на голос. Это какой-то аномально колдовской голос. Поиск вдохновения - это замечательно. Порок - ничуть не хуже. Кантели? Занятное имя - его катают на языке, чтобы распробовать, имя устраивает. Если кто-то и правда называет своих детей в честь музыкальных инструментов - он забавный человек.
[indent] Элай и правда любит наблюдать. Просто немного не за таким видом картин, который его окружает в борделе. Элай любит закрытую одежду - чтобы не запоминаться. Элай любит открытые раны. Это хищное и внутреннее, скользящее по немного заостренным в сравнении с людьми клыкам. Элай - хищник по природе. Но умело прячется под овечью шкуру скромного выпивохи-наблюдателя. Он любит наблюдать. И быть последним, что видят в жизни.
[indent] - Так ты из тех котов, что играют с мышами, господин Кантели? Мама-кошка должна была учить тебя лучше, - но почему нет, это звучит куда интереснее и занятнее, чем обыкновенное "пойдемте, если я вас устраиваю". Если ему хочется сочинить историю, то Фелис не против. Пока ему горячо шепчут на ухо, он принюхивается, отводит взгляд куда-то в сторону и делает очередной глоток. Запах у интересного человека странный - и это наблюдение, наверное, последствие того, что он слишком часто бывает котом. Фелис чует каждый запах и ни капли не стесняется того, что принюхивается к человеку. Он же уже знает его имя. Значит, они, считай, знакомы. Запахов так много, что от этого немного кружится голова. Не от вина. Нужно выпить больше, чтобы она начала кружиться от вина. Выпить больше. Может, позже.
[indent] Элай любит играть, но не всегда хочет, перед ним откровенно водят палочкой с ниточкой и мышкой на хвосте, но ему нужно время, чтобы захотеть поиграть, чтобы поймать нужное настроение. Или достаточно интересная и звонкая мышка. Он осматривает собеседника внимательно - и когда начинает пристальнее изучать его лицо, тихо посмеивается чужому "наслаждаться голосом", небрежно стягивает с левой ладони перчатку из черной кожи, она слабо бряцает вороненым металлом когтей по дереву стойки - откинутая и ненужная, она только мешает, а он хочет почувствовать то,что чувствует, на самом деле, крайне редко от других людей. Тепло кожи. Элаю нетерпеливо и занятно, но он не теряет ни плавности своей, ни ленивой медлительности расслабленного кота - он хочет удостовериться и присмотреться лучше, а не спугнуть, аккуратно касается чужой скулы и всматривается. Глаза и правда разноцветные, не показалось. Веснушки, конечно, очаровательные, но глаза просто невероятные. Старый авгур когда-то говорил, что людей с разноцветными глазами отметили боги, что через этих людей они смотрят на мир. Носитель божественного сейчас предлагает ему сыграть посреди борделя. Кажется, его устами говорит сам Имар. И это после стольких лет молчания. Элай не знает, был ли прав старый авгур.
Он просто хочет поиграть.
[indent] - Называть каждую нашу встречу тебе свое имя становится утомительным, поэтому хоть в этот раз запомни, kjæreste, что меня зовут Валь, - и Хозяйка, эта маленькая иллюзия ведь и правда иллюзия. Его не просили лгать - но это имя он не слышал уже больше двадцати лет. Он уже так давно не Валь, что это кажется сном или неправдой. Он бы даже поверил, если бы не шепот в ночи. Он хочет, чтобы его позвали по имени. Чтобы его помнил не только стройный сомн духов и Радонис. Чтобы его на одну ночь знал кто-то еще. И звал по имени. Хотя бы на ухо. Это ведь даже не преступление. Это потакание своим маленьким капризам. Все кошки так делают. Иногда люди тоже. Он слабо цепляет веснушку ногтем по кошачьей привычке охоты на солнечных зайчиков, соскальзывает пальцами куда-то под подбородок и приглаживает, как обычно приглаживает своих кошек Архонт. Элая тоже так приглаживают. Для Элая это устоявшееся проявление нежности. В таких заведениях подобное обычно не прячут, но Фелис убирает ладонь обратно к бокалу.
[indent] - И откуда же ты прибыл в этот раз? - наверное, весь этот человек состоит из магии. Потому что слушать его хочется гораздо больше - особенно когда поет. И в глаза ему трудно не смотреть, если единожды пристально посмотришь. Человек-кот и не отрывается. Только продолжает попивать вино, с легкой и почти незаметной улыбкой разглядывая. Пока ему нравится игра, он готов в нее играть.