[indent] По секрету, на Собор Варрик притащился не только друга увидеть под таким-сяким предлогом, но и о помощи просить. Просто шанс так никогда и не предоставился: сначала кунари, а потом Метка, на которую он рассчитывал, попросту перестала существовать. Варрик так никогда ничего и не сказал Лавеллану об этом — не хотел нагружать его мыслями, что он ещё где-то не успел, не помог, не пересилил.
[indent] Гном пришёл в Висельника одетым чуть более помпезно, чем обычно (может, виной тому был венец, который так впивался ему в кожу до натёртостей или онемения, и он про него попросту забыл). Никто за ним не увивался не потому, что не хотел, а потому, что Наместник от них отмахивался, и попутно недоумевал, почему на него, сосредоточенного взглядом сквозь материальный мир где-то в одной точке перед собой, смотрят. Потом понял, и сложил венец, поигрывая пальцами по чуть притупленным вершинам, на стол, а сам сложил руки перед собой в замок и уткнулся в помягчавшие за два года костяшки колючим подбородком. Мысли с прошедшего совета продолжали лезть и ставить подножки таким прекрасным новостям, как возвращение ещё одного друга, мешались со своими заботами и рвались на язык вместе со всем тем, что он хотел, но не мог никому рассказать, и, после приветствий, Варрик ударился в единственно верное средство — полуправды-полушутки:
[indent] — Внушающая персона была, да. Но очень зря она влезла в политику города и затмила собой Наместника. Надела венец здесь — всё, считай, пропала.
[indent] До него не сразу дошёл смысл ставок, которые делались в городе на протяжении многих лет. А потом он действительно заметил тенденцию. Может, сами мысли людей в Городе Цепей создавали это самоисполняющееся пророчество, а, может, череда случайностей, которая всё не хотела прерываться. Своё отношение, зная, что даже циничный Бран поостерёгся, Тетрас мог бы описать как смесь любопытства, трепета и отчаянного веселья.
[indent] — Мерзкая штука, эта корона. Орудие пыток. И ведь не переплавишь — говорят, реликт! — и не снимешь — статус! И точно не с расчётом на гномьих преемников, — он показательно потёр красную полосу над бровями и поднёс к носу ещё не тронутую кружку. Глаз с Лавеллана не спускал. И непонятно, может, дело было в том, что он последний раз его видел в парадной форме, может, что эльф в целом в его памяти выглядел куда крепче и бодрее, но на парня было больно смотреть. А, главное, у них на столе было натащено стараниями гостеприимной кухни вкуснейшей еды: вот тебе жаркое в горшке, вот тебе соус из жимолости, вот ранние фрукты — и они ничего не тронули.
[indent] — Если ты не будешь есть — нажалуюсь твоей маме, — вместо «ты как сам хоть?» сказал Варрик и подцепил сыр. Они кого-то ждали, он бы и без слов понял: взгляды на дверь, разговор не о самом главном, а так, вокруг. Вот и шаги на лестнице. С его, Тетраса, уже затёртого по форме плеч и задницы кресла, отлично прослушивалось движение снаружи, не важно, какой мог за столом твориться ржач и стыд. Снаружи при этом всё звучало приглушённо, и за это чудесное свойство комнаты, был ли его секрет в нахлёсте досок, каких-то начертаниях или ещё чём, Варрик однажды это место и полюбил: здесь было безопасно обсуждать что угодно и при этом не закрывать дверь. Чего он не сказал бы, например, о зданиях в Верхнем Городе.
[indent] Но, в момент, когда дверь отворилась, сидящий нога на ногу и уже откинувшись назад гном перестал быть хозяином положения. Только заметил не сразу.
[indent] — Добро пожаловать в Киркволл, Город Цепей, пора переименовать в Город Лестниц. Берегите колени, тренируйте дыхание.
[indent] Сначала он долго вглядывался в лица магов, а капюшоны, как и орлесианские маски, Варрик не любил, а потом чуть не уронил венец, который раскрутил на пальце. А потом узнал лицо.
[indent] Кружка ме-едленно вернулась на стол, как и корона, и обе были сложены подальше от края. Гном расплёл ноги и поднялся с кресла.
[indent] — Блондинчик? Брюнетиком заделался сам, или заставили?
[indent] В его движениях читалось отчаянно сдержанное напряжение.
[indent] — Спасибо, Горошек, я так и подумал что, раз я разрываюсь от счастья и просто разрываюсь, столкнуть снова лбами таких славных парней — отличная идея, но не ожидал, что вас будет здесь сразу столько.
[indent] Про Старкхэвен Варрик промолчал, только покачав головой чему-то своему, а потом окинул рукой стол и обратился к Андерсу.
[indent] — Садись, рассказывай, как ты и что с тобой было.
[indent] Сложно было выразить, сколько сотню раз выпестованных реплик боли, отчаяния, ярости, ненависти, и не только, он опустил в уме в один момент. Всё то, что за годы разлуки его разум вдогонку разыграл по номат и обосновал, отчего это важно, испарялось на месте, и не потому, что Варрик внезапно стал святым, а потому, что всё былое внезапно стало не важно. Он вёл свои моно-диалоги с Андерсом, написавшим манифест и взорвавшим Эльтину, а на пороге стоял чужак.

Пока Инквизитор, чувствуя себя не менее неловко, чем остальные присутствующие в этой комнате, хотя это целиком и полностью была его затея, немного отвлек внимание Варрика на себя, Андерс немного пообвыкся и вернул себе хотя бы часть того спокойствия и уверенности в себе, которую выработал за время заключения в Скайхолде. И перед судом, имея возможность предполагать самое худшее – разумеется, Усмирение, как бы Алари не убеждал его в обратном, и после, поняв, что пока он действует на благо Инквизиции, пока он является ценным практически-союзником, вслух подобного не произносилось, пока он лечит всех, кто нуждается в его искусстве, благодаря Справедливости, не превзойденном пока никем, его не тронут за его убеждения, о которых он был готов говорить любому, кто захочет слушать. Собственно, даже угроза его жизни не смогла бы его убедить в том, что порой где-то стоит промолчать.
Лавеллан снова бросил ему в лицо то условие, при котором Андерс все еще не утратил связь с Тень. И целитель раздраженно дернул уголком губ. Помощь Киркволлу… что ж, он не мал помогал этому городу. За все годы, проведенные в этом ненавистном ему городе, когда чужие страдания заполняли его, словно вода пустой кувшин, он спас жизней больше, чем унес взрыв Церкви. Он лишь указал путь к свободе, не дал возможности снова навязать дурной мир, свой путь каждый выбирал сам!
Андерс молчал на суде, когда зачитывали список вменяемых ему преступлений, молчал, ибо был уверен, что приговор ему уже вынесли. И тронный зал он покинет только для встречи с палачом. И никакие его слова не изменят решения Инквизитора.
Но сейчас он не промолчал. У него была только одна возможность высказаться.
- Варрик...Ты всегда был мне другом. Таким же близким, как и Хоук. Насколько вообще возможно дружба между таким как мы, - целитель начал тихим спокойным голосом, не отводя взгляда от гнома, выдерживая его взгляд. И пафосность фраз его не пугала. – И я должен перед тобой, именно перед тобой, извиниться за обман. Я знал, что вы остановите меня, - ладони Андерса сжались в кулаки, память обильно кровоточила. – И не только при помощи силы, увы…- на бледных губа целителя появилась тень улыбки, которая тень и осталась. Губа сжались в тонкую полоску – какое-то мгновение все еще колебался. – Если бы я мог найти способ спасти своих братьев-магов… но такого способа не существовало! – тут Андерс уже повысил голос, но все же глаза его оставались все того же медового цвета, что и всегда. – Я сожалею о жизнях, что унес взрыв, Создатель мне свидетель! Буду сожалеть о них до конца жизни, засыпая и просыпаясь с мыслью о том, что я, целитель, отнял жизнь вместо того, что бы спасти. Я сожалею, - повторил он, и лицо мага стало отрешенным, словно почти все его внимание сосредоточилось на чем-то невидимом глазу. – Но только об этом!
Плечи Андерса опустились, он словно одержал победу во внутренней борьбе. Его отчаяние, его боль почти пробудили Справедливость.