[indent] Письмо о том, что ему следует ждать помощь (и вопросы) в своём подвале, Амон получил вчера вечером, а прочитал только утром, потеряв течение времени.
[indent] В архиве центральной почты он поселился незадолго до фестиваля, с перерывом на пару дней на празднование, и с тех пор едва видел солнечный свет иначе как в узких матовых окнах с решётками под самым потолком. Каждый день его глаза читали и перечитывали копии сотен писем, как полученных с птицами - дешёвые сообщения, бытовой мусор, даже не шифрованный, зато безграмотный, так и отправленные через зачарованные стеклянные планшеты послания приоритетной важности, копии которых приходилось как минимум зеркалить, вынимая из отработавших своё панелей с помощью заклинаний. Поскольку сильным магом Амон никогда не был, и специализацией его было не произнести сложное заклинание самому, а разломать чужое, он либо пользовался лириумом, который даже спустя годы лишал его сна и одарял судорогами в мускулах, либо распределял извлечение архивов так, чтобы работа шла в два-три потока постоянно.
[indent] Работал один. Помощи не ждал. Его подключение к проверке было уже поздним и неофициальным, когда другое следствие перевернуло архив три раза и нашло только то, что ничего особо не нашло. Вина до сих пор всецело лежала на внутренней грызне Магистериума, что изрядно раздражало как Архонта, так и Верховного жреца, но это не значило, что халатность лишь этой стороны могла иметь такие ошеломляющие последствия. Вентус-Каринус был древним портом, критическим, не как столица, но основное морское сообщение с вечно оспариваемым и заливаемым кровью людей, эльфов и кунари Сегероном велось через него. Короче расстояние через пролив, короче путь от гавани в гавань - меньше рисков потерять корабль с рабами, продовольствием или новобранцами из-за рейда кунари или особо оголтелых пиратских армад, меньше затрат на сопровождение грузов из-за и так стабильно патрулирующих воды боевых судов, меньше очередей в портах столицы и быстрее иноземная торговля соответственно. И, главное, как и многие древние города, Вентус был защищён мощнейшей магией, сцеплявшей вместе его стены крепче цемента, а с сетей, растянутых на всех открытых ходах и стоках, регулярно снимали ворьё, беглых рабов и излишне любопытных чужеземцев. По крайней мере, так было до 40-ого года. До сорокового вообще многое было иначе.
[indent] В итоге конкретных следов и зацепок не нашлось, лишь много-много подробностей там и здесь, странных совпадений, дурно выглядящей подноготной грязи, которой не должно было случиться, будь в городе всё в порядке так, как сообщалось на протяжении всех последних лет, а не в пару недель внезапной паники непосредственно перед захватом, когда все начали замечать, что известные крысы побежали с корабля, и тоже захотели бежать. За компанию, ну, знаете, как работает толпа? Амон оставил архивы этого года и рыл на десятилетие вглубь, зная, что, если какие-то сообщения были злоумышленно почищены или никогда не получали копии в архив, несмотря на служебные инструкции, первые чумные ласточки могли лежать в контексте, в деталях, в слухах из чьих-то бытовых сообщений годы назад и, логично, забыты за неочевидностью и малым весом косвенных улик. Так он уже наковырял доказательства несуществования некоего Каликса Кинтары, появившегося около трёх лет назад из ниоткуда и, в основном, клянчившего деньги под предлогами влияния и ходатайства у обывателей и даже альтусов. И пиромагические эксперименты магистра-затворника в последние годы. Что за детский сад. Со слов Верховного жреца Кинтара интересовался чем угодно, но не примитивной стихийной магией. И передвижение исключительно эльфийских вольноотпущенных караванов из города и в город, но отсутствие их упоминаний в соседних крупных городах и торговых постах. Всё это очаровательно вязалось с новостями о исходе эльфов из своих эльфинажей на юге, но картина событий не складывалась. Точнее, она складывалась, с подозрениями связи магистра с венатори из-за нескольких подтверждённых членов секты в рядах его давних друзей, но каким образом к делу подвязывалось всё остальное? Венатори были кем угодно, но не союзниками кунари или борцов за права эльфов.
[indent] Амон закончил столбец с алфавитным указателем писем, указывающих на некоторые его предположения, отложил перо и потёр сухими ладонями лицо, шумно выдыхая. Он даже пока не знал, чьих слуг подкупать и в чьи дома воров засылать. Ему следовало либо присоединяться к проверке сразу, как только окровавленный и перечёркнутый трещиной отпечаток послания о прорыве обороны и взятии Вентуса появился, либо не вылезать из своего очередного отпуска, который с каждым годом всё больше и больше походил на окончательный выход на покой, а не бегать и наскребать историю по выстывшим пепелищам и размытым следам. В молодости - наёмник, специализирующийся на так называемой уборке, в зрелости - полезный и надёжный человек, внедрённый в орден храмовников с другими такими же не очень верующими и соответствующими, зато лояльными людьми уже планирующим переворот Нихелусом, к сороковым годам он уже был разменивающим шестой десяток лет ветераном. И выслеживать и прижимать к стене врагов Уриана, его древнего нанимателя и друга, лично ему было уже несолидно и не с руки. Поэтому он ковырялся в архивах прежде, чем послать более молодых и потенциально не таких деликатных негодяев по взятым следам. В плане делегирования полномочий, знал Амон, с людьми в Тевинтере хуже, чем с собаками, поэтому проверить всё до выдачи задания должен был сам, чтобы максимально уменьшить количество вероятных проколов. О возможностях и потенциальной глупости собак он, по крайней мере, был отлично осведомлён, и подкупить собак сложнее, если ты им не вожак изначально. Он ведь всё чаще тренировал борзых охотничьих собак в компании своей давней подруги, и, как шутили давние знакомые, сам был похож на борзую.
[indent] Тёмно-серые глаза, глубоко посаженные под рваными бровями, контрастно чёрными и хмурыми, поднялись на хвост винтовой лестницы, просматривавшейся сквозь стеллажи круглого помещения архива с места, где он сидел и перебирал очередную сотню записок из линялого тубуса. Отработавшие своё стеклянные пластины цвет жёлтого топаза были сложены в узких пазах деревянных стоек, без шанса схлопнуться между собой, упасть или разбиться. Полки, полки и секции-плетёнки и нашвырянными маркированными и нет тубусами тянулись от пола до самого сводчатого потолка, а тетради-указатели и вовсе стояли шаткими стопками на голом камне. Из архива были изгнаны все птичники и заклинатель при стеклянной магической доске, но человек Верховного в этот хаос ничего не привнёс, наоборот, он его прибирал и находил давно потерянное. В косо падающем тусклом свете его кожа, после сползшего к зиме загара похожая цветом на старый-старый жёлтый пергамент, с глубокими морщинами на высоком лбу и сухими, какими-то собачьими дряблостями под светлой переходящей в бороду щетиной на щеках и нижней челюсти, казалась ближе к цвету потёртостей на деревянной столешнице, чем здоровому человечному, а цвет длинных и жидких волос, зачёсанных назад и врезающихся на этот хмурый лоб - стальным, а не пепельно-русым, едва заметно переходящим в седину. Уши у мужчины были большими, но плотно прижатыми к голове, губы - ровная полоска под нависшим крючковатым носом, взгляд - тяжёлым и испытывающим. Он работал с бумагами, не снимая стального нагрудника поверх чёрных одежд с исключением одного шарфа из мягкой тонкотканной шерсти нежного голубого цвета с нелепыми бахромистыми косицами на концах. Никаких шевронов, никаких сигилов он не носил, все кольца-печатки патронов он прятал глубоко под слоями привычной рыцарской формы, ближе к телу, или, как символ Церкви, к которой более официально не принадлежал - на плоском яблоке полуторного меча, который стоял в ножнах, приставленный к ближайшему стеллажу за деревянным креслом, в котором Амон работал. Ему могло быть очень паршивые за сорок и относительно свежие за шестьдесят, а на деле - где-то между.
[indent] - Чем обязан? - с лёгким акцентом на торговом языке осведомился он у посетителей.
[icon]https://i.imgur.com/E0zCWLh.png[/icon][nick]Амон Орестес[/nick][status]похоже на измену[/status]