Эльзбет
Эльзбет, Эльшбета, Лизбет, Лизхен – как только меня ни называли. Мне, в общем-то, все равно, в любом случае потом я становлюсь «Эй, ты» или «Девчонка», «Рыжая» на крайний случай.
Только в детстве у меня было прозвище, которое я любила – Воробушек. Мне нравилось не только плескаться в море, но и лазать по деревьям, сидеть там, подобрав ноги и нахохлившись от ветерка, что шевелил листья и норовил толкнуть в спину. За это я и получила то птичье прозвище. Когда я не хочу представляться именем, использую его.
У моих прабабки и прадеда была фамилия Франке. Но уже мои родители не пользовались ею, что уж говорить обо мне.

Раса: человек; Пол: женский; Класс и специализация: начинающий маг без специализации;

Возраст и дата рождения: 16 лет, весна 9:34 ВД; Статус: рабыня, нынче куплена беловолосым неварранцем вместо мыла, которого он хотел. А раба не хотел. Но как-то все интересно получилось.

Способности

Многим похвастаться не могу. Если вам не надо привести в относительный порядок дом или на глаз отличить пару десятков рыб с рифов Нокена, я едва ли пригожусь.
Меня лишь немного обучили грамоте, а говорю я только на торговом, да и то с говором, присущим деревенским с восточной оконечности Тевинтера.
Но я усердна, непрочь учиться, если дать мне время.
У меня хорошая реакция, я очень цепкая и сызмальства люблю залезать куда повыше. Хотя в юбке это сложнее, чем кажется.
Я юркая, быстрая, но не сильная. Если, конечно, не считать магию за силу. А я не считаю.
Самую малость я смыслю в лечении травами, но лишь теми, что росли рядом с моим домом. Когда младшие болели, я варила им отвары, и никто не умер. Это ли не успех?

Внешность

Быстрая, верткая и худая. Я, откровенно говоря, не красавица, но мне говорили, что я миловидна. Лицо у меня правильной овальной формы с высокими скулами. Нос прямой с небольшой горбинкой и узкими ноздрями, губы тонкие. Живая мимика, скупые жесты. Веснушки на щеках заметны, если вдруг исчезает загар.
Много мелких шрамов рассыпано по телу, два самых свежих и заметных находятся на правом предплечье. Они горизонтальны, примерно четыре сантиметра в длину.
Я не люблю быть громкой, не люблю, когда меня много. Я стараюсь держаться тихо, часами могу сидеть без движения. Наблюдать.
Жизнь не приучила меня к хорошей одежде, и я благодарна за то, что у меня есть. Лишь бы выглядело благопристойно.

Цвет и длина волос: цвет светло-рыжий, сейчас до ушей, немного вьются; Цвет глаз: желто-зеленый, болотного оттенка;

Рост: 160 см; Телосложение: худощавое;

Общая информация

Я никогда не говорила, что мне не повезло.
Не жаловалась на жизнь.
Не спрашивала Андрасте, почему все так вышло?
И о помощи не просила.
Я только хотела выжить. Это ведь не грех.

Проскакав дни по дорогам до Карастеса, сменив там лошадь и продолжив скачку по куда более узким тропкам вдоль побережья, через сутки или полтора вы могли бы найти деревню, где я родилась. Там, пропитавшись солью моря Нокен, стояла лишь горстка кособоких серых домиков, и каждый в этих сызмальства учился ставить сети на мелководье, чистить и потрошить рыбу, перекладывать её солью, чтобы Старшие могли отвезти ее в город и продать.
И я была такой.
Меня назвали Эльзбет в честь бабки, которая была корнями откуда-то из Андерфелса. Старшая дочь в семье из семи человек – я была нянькой своим братьям и сестрам, помощницей матери, подменой для отца, когда у него прихватывало спину, что не разогнуть. Я была всегда, везде, я помогала. Меня учили послушанию, смирению и тяжелому труду. О том, что существует другая жизнь, я не знала. Никто из нас не знал. Мы просто ловили рыбу, ели рыбу, продавали рыбу. Иногда мне разрешали посмотреть, как мужчины рубят деревья и делают из них маленькие лодочки-плоскодонки, с которых удобно рыбачить. Дважды я вырезала знаки благословения на срубах их боков. Я тогда не умела писать, и это было единственное, на что я была способна.
Вы, наверное, ждете какой-то интересной истории. Увы, я вас разочарую. Голод пришел в деревню, когда мне было десять или одиннадцать. С ним было очень сложно спорить. И не то чтобы я думаю, что родители меня не любили. Просто когда от голода умер мой маленький брат, мимо нас как раз проезжала «клетка». Мы так звали повозки с рабами, они иногда оказывались рядом с нашей деревней. Обычно взрослые предпочитали игнорировать её, но не в тот год. Тогда всем было слишком тяжко.
За меня предложили на три монеты больше, чем за брата, что шел следом за мной по возрасту. Всего три круглых монетки решили мою судьбу. А ведь на них можно было купить только пару буханок хлеба, да крынку молока. Даже на мясо не хватило бы.
Когда меня сажали в клетку – в чем была, без вещей, без припасов, - мама плакала, а папа отводил глаза. Я тоже не могла сдержать слез, но мне помогали мысли о том, что благодаря мне моя семья проживет еще несколько дней, да и ртов у них будет меньше.
Мама пожелала мне хорошего хозяина. Сказала, что с моим личиком я смогу заработать денег. Я тогда не поняла этого, но кивнула. И меня увезли.
До сих пор помню запах клетки. Дерево и немного кровавый запах железных прутьев по бокам повозки были самыми приятными. В основном пахло людьми. Грязными, несчастными и злыми людьми. Но зато там давали еду, а после долгого голода мало что могло бы больше примирить меня с рабством, которого я тогда еще не осознала.
Первым городом на пути стал, конечно, Карастес. Там я впервые увидела рабовладельческий рынок и ощутила на шее прикосновение кожаного поводка. После первого раза все слилось. По сути все они одинаковые, эти площади, на которых торгуют рабами. Иногда когда я слушала, как торговец – наш хозяин, пока не перекупят, - описывал мои достоинства, даже начинала гордиться собой: и так хороша, и эдак.
Однако купили меня только в Вирантиуме, и прошло много-много дней до того момента. Мы уезжали вглубь страны, потом снова возвращались на побережье, и так долгих два месяца. К тому моменту я вполне поняла суть своего нового положения. Повезло, наверное, что я была ребенком тогда, и еще несколько лет отделяли меня от того, чтобы стать женщиной. А то было бы даже хуже. Покидая клетку, я ликовала. Её вид, запах, звук были мне совершенно невыносимы.
Я попала в хороший дом, мне не на что жаловаться. Хозяин был торговцем пряностями, дома бывал нечасто. Меня взяли посудомойкой, служкой, девочкой принеси-подай-сделай. Добры ко мне не были, но и жестоки тоже, только смеялись над говором. Тогда я и научилась помалкивать, только побольше кивать и улыбаться. За это меня прозвали тихоней. Хотя кухарка говорила, что на лице у меня и без слов все написано. И что за такие взгляды можно и пощечину получить.
В том доме я пробыла немногим меньше года. Меня научили быть полезной – чинить вещи, подрубать занавески, немного готовить, убирать и мыть. Я, конечно, многое и раньше умела, но не так хорошо.
Потом хозяин умер, и меня продали. Купили. Продали. Купили. К четырнадцати я сменила три дома, но едва ли моя жизнь и обязанности в них как-то отличались. Только в одном было худо – я была там одна такая. В смысле, рабыня, купленная девка. Там меня били. И оттуда я впервые сбежала. Впрочем, всего на три квартала – потом меня поймали, скрутили, выпороли до беспамятства и наутро вернули на рынок.
Занятно. В тот вечер, очнувшись после порки, я первый раз подумала, что не хочу так жить. Не хочу снова ощущать, как поводок стягивает горло. Однако потом я снова попала в хороший дом (он был таким до «случая»), и как-то все сгладилось, забылось вместе с тем, как прошли синяки и ссадины, оставив только шрамик на руке (от пряжки ремня, быть может) в напоминание и назидание. И я больше не убегала – тихая, прилежная, работящая. Какой меня учили быть.
«Случай» произошел спустя полгода. Я была в гостиной и мыла пол, когда туда вошел сын моего нового хозяина. Он отвлек меня красивыми словами, взял в руку прядь волос и назвал их потрясающими. А меня назвал красавицей.
О чем я никогда не думала, так это о том, что могу быть красива. Нет, даже не так. Экзотична. Рыжие волосы… Да кто бы дома сказал мне, что это редкость? Тогда я неделями не разматывала их из наспех собранной косы, и плевать на цвет, на колтуны и зуд. Но то было давно.
Он изнасиловал меня. Зажал рот, задрал юбку и намотал на кулак те самые «потрясающие» волосы. Я все помню до мельчайшей детали. Но лучше бы хоть что-нибудь да забыла.
От чего во мне проснулась в те минуты магия, я не знаю. От боли, от страха, от унижения или от редкой для меня злости? Но она сделала это и наказала моего обидчика. Его отбросило в сторону, и он очень сильно ударился в стену. Хруст его костей я тоже помню.
Он умер, а я убежала. Скрыла кровь на одежде, слезы объяснила испугом, ведь первая обнаружила труп.
Никто так ничего и не узнал – я оплакала свою погубленную душу и честь в тишине, уткнувшись в подушку. И продолжила работать, потому что должна была как-то жить, а в том доме было хорошо. Меня даже научили немного читать и писать на всеобщем. А магия… Я сделала вид, что её не было.
Однако, несмотря ни на что, во мне зрело отрицание такого существования. Где-то за сознательной частью, оно росло, давило изнутри и велело что-то сделать. Иногда оно шептало чужим голосом. Я не слушала.
Не буду утомлять вас историей о том, то случилось дальше. Просто оказалось, что травму не скроешь так просто. Особенно когда чужая жестокость породила страх, от которого не скрыться. Кучер в хозяйском доме однажды подошел ко мне со спины, коснулся руки, и в одно мгновение я стала испуганным диким зверем. Я как раз держала в руках котелок с горячим маслом. Его-то я и выплеснула на человека, в котором мне померещилась угроза. Его рука почти тут же заалела волдырями, которые, лопнув, скукожились по краям, обнажив в центре красно-розовую плоть. Он закричал. Я запаниковала, попыталась исправить, что натворила. Тщетно. Меня высекли до крови на глазах всех слуг и до корней обрезали волосы. После этого голос в голове стал куда настойчивее, а я сама еще больше закрылась. И полила новыми слезами ростки несогласия и злобы.
На следующий день меня продали за бесценок, как товар опасный. Хотя куда там – я была и остаюсь пигалицей в полтора метра ростом.
Я снова оказалась в повозке. Из неё было сложно сбежать, но дважды я пыталась. За это мне резали руки – по шраму на предплечье за каждую попытку. Но не насиловали. Видно, без волос я была уже не так красива.
В новой клетке я провела почти полгода, и снова стала похожа на дикого зверька. Мое платье и волосы сплошь покрылись дорожной пылью и грязью, подол обтрепался в лоскуты. Когда нас – меня и остальных рабов из этой клетки - привезли в Минратос, я не казалась смирной девочкой из захолустья, ведь даже самую кроткую от природы душу можно довести. Я была озлоблена, я горела огнем несправедливости. Только от него я и питалась, и он делал мой взгляд отпугивающим для потенциальных хозяев. И даже те, что осматривали меня, будто племенную кобылу, в итоге уходили. Потому что я кусалась, когда мне лезли в рот, даже несмотря на очень больные удары кожаным ремнем по рукам и обещания наконец задушить меня, безродную суку, которыми сыпал торговец.
В ту пору моей радостью были лишь случайные собратья по несчастью. Так вышло, что когда мы оказались в столице – никогда не видела такого города! -, нас было всего пятеро в клетке. И четверо были детьми.
Двое мальчишек попали в клетку ко мне первыми, и их судьба была так до смешного похожа на мою собственную, что даже грустно. Слишком много детей в бедной семье, неурожайный год, и вот от них избавились самым простым и самым внешне безгрешным способом. Мальчиков звали Тоссель и Мирт, они были погодками. Первое время они дичились меня, но я еще не забыла, как управляться с детьми, поэтому совсем скоро они стали искать у меня ласки и защиты. И я была рада их скупому и неуклюжему проявлению привязанности, отогревая в ней застывшее сердце.
Малыши-эльфы появились после. Не знаю, откуда хозяин взял их, но они появились в клетке уже на подъезде к городу. Как они плакали, Боже! Я едва смогла их успокоить, хотя в их искренних рыданиях было заключено все то, что я сама так никогда и не выразила – боль от утраты родных, обида, разочарование и бесконечная печаль.
К утру они заснули. А мы въехали в столицу. Все утро мы с Тосселем и Миртом развлекались тем, что придумывали малышам имена. У них наверняка они были, но пока дети не сказали ни слова. И мы звали их крольчатами.
Три дня мы ходили по городу, останавливаясь на площадях, часами стоя под жарким солнцем. Изредка торговец давал нам попить из городских фонтанов. В один из таких моментов мы и увидели их.
Двое мужчин, от которых за версту пахло помоями, пришли умыться в фонтане, из которого мы минутой назад пили воду. Я хотела отвернуться, но не смогла, заинтересованная одним из благоухающих прохожих. Раньше я не видала таких, как он. Эти белые волосы… Наверное, мой интерес привлек внимание, и я успела пожалеть о нем.
А потом нас купили. Если не считать того, что платой за нас стало украшение, все было как обычно – торг, натянутые улыбки. Торговался не тот, что с белыми волосами, а другой, но он был совсем обычным. Однако именно он взял нас всех.
Андрасте! Я не могла в это поверить. Никогда еще на моей памяти не брали так сразу столько детей. Это сразу заставило меня насторожиться и подумать о худшем: нас ведут на убой? Однако за меня держались мальчики, крольчат мне всучили на руки. Что я могла поделать? С ними было не убежать, да и мне было их не бросить.
Мы пошли.
А дальше я пообещала себе, что со всем разберусь. И что это будет последний дом, в котором у меня будут «хозяева».
Потому что с меня хватит.

---

Связь с вами: есть вк.
Планы на игру: пришла в игру с Крассом Сэрбисом, также планирую личную ветку с будущим соигроком.

Пробный пост:

-